●
1649 - Начало осады Дроэды.
Если в Англии в XVII веке дороги были плохи, то в Ирландии они вообще никуда не годились. Даже летом по крутым, неприступным горам, чавкающим трясинам болот, через разлившиеся русла рек трудно пробираться. Если климат в Англии был сырой и нездоровый — лето 48-го года лучшее тому доказательство, — то в Ирландии климат был намного хуже. Сырость не проходила никогда, она пропитывала дома, одежду, обувь, липкой изморосью оседала на стволах орудий, почву делала зыбкой и неверной. Еще в Дублине Кромвель почувствовал себя неважно — все-таки пятьдесят лет стукнуло ему в апреле. А сейчас, когда они выступили на север, к крепости Дрогеда, где засели отряды разбитого Ормонда, стало ясно, что поход будет трудным, почти непосильным и для него, и для всей армии. Гнилостные миазмы болот, по которым шли солдаты, смешивались с тяжелыми липкими испарениями потных тел и мокрой одежды. Днем идти было душно, сырость проникала в легкие, вызывая хриплый кашель. Но шел уже сентябрь, темнело рано, и ночи были длинными и холодными, мокрая одежда не успевала просохнуть у костров. Дали себя знать первые грозные признаки эпидемий: кто-то уже лежал в лихорадке, у других распухли железки на шее, а у некоторых на теле выступили нарывы — карбункулы, причинявшие большие страдания.
3 сентября, покрыв тридцать миль, [солдаты Кромвеля] подошли к Дрогеде и начали строить укрепления на расстоянии мушкетного выстрела от стен крепости. Морем стали прибывать пушки, их установили, направив на город.
Дрогеда была, пожалуй, самой сильной из ирландских крепостей. О ней говорили: «Штурмовать Дрогеду все равно, что штурмовать ад». Река делила ее на две части: северную и южную; последняя была укреплена древними толстыми стенами не меньше 12 футов в высоту. В юго-восточном углу ее стояла церковь святой Марии, откуда можно было хорошо наблюдать за движениями неприятеля и отстреливаться. В главную, северную, часть города можно было попасть, только овладев цитаделью Милл Маунт на высоком холме, укрепленном насыпями и изгородями.
Гарнизоном командовал сэр Артур Эстон, мрачный и неколебимый ветеран-католик. Он воевал против турок на равнинах Польши. Он сражался под знаменами Густава Адольфа, а потом защищал дело Карла I при Эджхилле и Ридинге; он служил комендантом Оксфорда. В битвах он потерял ногу и теперь ходил на деревяшке. Защитники Дрогеды были почти все ирландцы и, как и Эстон, католики. Крепость могла продержаться не меньше месяца, пока полковник Голод и майор Болезнь, как мрачно шутил Ормонд, не заставят ее сдаться.
Англичане готовились к осаде тщательно — целых шесть дней. Лазутчики донесли, что в крепости около трех тысяч вооруженных защитников, но зато совсем нет артиллерии. У Кромвеля насчитывалось больше десяти тысяч человек и несколько крупных батарей. Дрогеду следовало взять во что бы то ни стало: она была ключом к Северной Ирландии. Если парламентские войска, как год назад силы Джонса, будут от нее отброшены, Ирландию им не одолеть.
К 10 сентября все приготовления были закончены, и утром, в восемь часов, Кромвель послал Эстону краткое письмо с требованием сдаться. «Сэр, — писал он, — чтобы предотвратить кровопролитие, я полагаю правильным потребовать передачи крепости в мои руки. В случае отказа вы не будете иметь оснований винить меня. Я ожидаю вашего ответа и остаюсь вашим слугой. О. Кромвель».
Как и следовало ожидать, Эстон ответил отказом. Кромвель велел сменить белый флаг в своей ставке на красный и дал сигнал к штурму.
Ударили тяжелые батареи, земля содрогнулась, пороховой дым поплыл, оседая в сыром воздухе. По древним стенам Дрогеды в двух местах побежали трещины. Весь день канонада гремела не уставая, гремела только с одной стороны — Эстону нечем было на нее ответить. Больше двухсот залпов пробили наконец толстые пятифутовые стены в двух местах. Колокольня церкви святой Марии зашаталась и рухнула.
На следующее утро канонада продолжалась. Кромвелю казалось, что она идет слишком медленно, вяло. Только после полудня брешь со стороны обезглавленной церкви приобрела достаточную ширину, и то не для кавалерии, а для пехоты. Все больше горячась и раздражаясь, Кромвель в пять часов вечера дал сигнал к атаке. Три отряда пехотинцев побежали к пробитой дыре, и видно было, как от дружной стрельбы защитников редеют их ряды, как землю устилают тела убитых и раненых. Первая атака была совсем неудачной. Ирландцы отвечали бешеным огнем со стен, из бойниц, из-за уступов разрушенной колокольни. Их пехота и кавалерия собрались у бреши, и наступавшие не могли пробиться. С большими потерями они отошли, надеясь, может быть, на то, что бой будет отложен на завтра. Но Кромвель, еще больше раздраженный неудачей, дал второй сигнал к атаке. И снова пехотинцы, теряя людей, побежали к угловой башне, и снова их усилия были напрасны: защитники стояли насмерть. Полковник Касл, вместе с двумя другими офицерами возглавлявший атаку, был убит, ряды республиканцев смешались и в беспорядке побежали, как зайцы, обратно, оглядываясь, падая, приседая за бугорками и кустарником.
Позор, бесчестие! Это его непобедимая армия бежит — от кого? — от ирландцев, которых и за людей-то не считал доблестный англичанин. Прилив стыда и ярости бросил Кромвеля на коня: он сам поведет атаку! Он покажет им, как надо сражаться. «За мной!..»
Третья атака оказывается успешной. Защитники отбиты от бреши, они, сражаясь, отступают к цитадели Милл Маунт, кое-кто уже просит пощады, кое-кто спасается по узкому мосту в северную часть города. Ворота открыты, и «железнобокие» на боевых конях лавиной вкатываются в крепость, гремя копытами по древним камням мостовой.
Эстон со своими людьми укрепился в Милл Маунте, и Кромвель ведет туда свою кавалерию. Его ярость кипит. «Никого не щадить!» — приказывает он. Нет места жалости в этом бою. Его солдаты, его офицеры гибнут десятками, и неистовый гнев лишает его рассудка. «Око за око, зуб за зуб!» — древний клич священной книги звучит оправданием.
Горсточку людей Эстона по его приказу уничтожают поголовно; самому Эстону разбивают голову его же собственной деревянной ногой. Милл Маунт взят.
Кромвель неистовствует еще больше: он приказывает предать мечу всех, кто будет найден в городе с оружием в руках, и битва превращается в свирепую резню. Английские солдаты преследуют защитников Дрогеды в узких улицах, настигают их на мосту, и вот они уже в северной части города. Они окружают церковь святого Петра и убивают в уличном бою свыше тысячи человек. В колокольне укрылась сотня ирландцев или около того; другие засели в башенках, примыкающих к стене. На предложение сдаться те, кто спасается в колокольне, отвечают отказом; тогда Кромвель приказывает поджечь колокольню. Из церкви тащат скамьи, грудой сваливают их внизу, торопясь приносят охапки соломы, и вот уже костер охватывает священные стены, огонь лижет старые деревянные перекрытия, они занимаются, и зловещим светом пламя подымается к вечернему небу. Кто-то пытается выпрыгнуть из окон — в них стреляют; достигших земли закалывают мечами.
С наступлением ночи бой окончился; англичане потеряли всего шестьдесят четыре человека. Но убийства продолжаются на следующий день. Тех, кто укрылся в башнях, оставили на ночь под сильной охраной. Наутро из башен раздалось несколько выстрелов; два или три английских солдата были убиты. Узнав об этом, Кромвель приказал всем офицерам в башнях размозжить головы, каждого десятого солдата убить, а остальных отправить рабами на плантации Барбадоса.
Все следующие дни солдаты Кромвеля, как бы еще не насытившись кровью, рыскали по городу в поисках прятавшихся противников. Найдя, их убивали. Но не только те, кто защищал крепость с оружием в руках, подверглись уничтожению. Зверская ярость завоевателей не щадила и безоружных: ни женщины, ни дети, ни монахи не избегли их безжалостного гнева.
Спустя несколько дней, уже возвратившись в Дублин, Кромвель послал подробное донесение о взятии Дрогеды спикеру Ленталлу. Перед его глазами вновь проходили страшные и безобразные картины штурма, массовых убийств, крови; снова вставал живой костер из скамеек вокруг колокольни святого Петра, он вспоминал крики пожираемых пламенем и запах горелого мяса. Он старался правдиво и бесстрастно описать эту картину, но бесстрастности не получалось, за сухим военным отчетом постоянно проступало нечто иное: попытка оправдаться? Доказать, что так и надо? Отмести укоры совести?
«По правде говоря, — писал он
, — я в горячке боя запретил солдатам щадить кого бы то ни было, захваченного в городе с оружием в руках; и я думаю, что в эту ночь они предали мечу около двух тысяч человек… Я убежден, что это — справедливый божий суд над этими варварами и мерзавцами, обагрившими свои руки в потоках невинной крови; и что это поведет к предотвращению кровопролития на будущее время, что является достаточным основанием для таких действий, которые в противном случае не могли бы вызвать ничего, кроме упреков совести и сожаления. Офицеры и солдаты этого гарнизона составляли цвет армии, и они сильно надеялись на то, что наша атака на эту крепость поведет к нашей гибели…»
И снова попытка оправдаться, на этот раз уже возлагая на бога ответственность за содеянное:
«Теперь позвольте мне сказать, как произошло, что это дело свершилось. В сердцах некоторых из нас жила уверенность, что великие дела следует свершать не властью или силой, а духом божьим. И не ясно ли это? То, что заставляло наших людей идти на штурм с такою отвагой, был дух божий, который вселял мужество в наших людей и лишал его наших врагов, благодаря чему мы достигли счастливого успеха. И потому богу, только ему одному, принадлежит вся слава…»
Он был раздражен двумя неудачами приступа, раздосадован потерей людей; он приказал не щадить противников «сгоряча»… Но разве гнев — оправдание жестокости? Он представлял дело так, будто резня в Дрогеде — месть за кровь англичан, пролитую в восстании 1641 года. Но разве сам он не понимал, что не гарнизон Дрогеды повинен в тех давних убийствах? Он полагал, что кровь, пролитая в несчастной крепости, предотвратит кровопролитие в дальнейшем; но разве сам он, умудренный многими боями и даже короля приведший на плаху, не знал великого и страшного закона: всякая пролитая кровь ведет к новому кровопролитию, «земля не иначе очищается от пролитой на ней крови, как кровью пролившего ее…».
Оставалось переложить все на дух божий — это он вел солдат, это он направлял руку самого Кромвеля, это он ответствен за горы трупов… Поистине, не христианский, а ветхозаветный дух, дух битвы и возмездия мог внушить такую мысль. Этот дух и самого Кромвеля, и солдат его, когда-то вдохновленных светлыми идеалами добра и терпимости, сделал теперь беспощадными.
(из книги Т. А. Павловой "Кромвель")
● 1897 - Родился Джеймс Хенли - британский новелист и драматург ирландского происхождения
● 1905 - Родился Джимми Данн - ирландский футболист, за непродолжительную карьеру играл в Shamrock Rovers, Sheffield United, Arsenal и Southampton
●
1963 - Скончался Луис МакНис - ирландский поэт и драматург.
●
2000 - Беатифицирован ирландский аббат Колумба Мармион, лучший духовный писатель в XX веке
Отец Кэтрин — Джеймс Маколи был состоятельным человеком. В семье было три ребёнка: Кэтрин Элизабет и два младших брата. Каждые выходные глава семейства приводил в дом детей из необеспеченных семей, где обучал католической вере. Когда девочке было пять лет умер отец, а мать (Элинор Конуэй) начала вести разгульный образ жизнь, тратя семейный капитал. В 1798 году Кэтрин теряет и мать. Девушка переезжает на новое место жительства к своему дяде-опекуну Оуэну Конуэю, в то время как младшие братья усыновляются протестантской парой. Вскоре Конуэй разоряется и племянницу удочеряют дальние родственники — Уильям и Кэтрин Каллаган, которые нажили имущество благодаря торговле с Индией. 
.png)
